К 150-летию со дня рождения М.В. Нестерова. Музыкальный мир художника
«Я пою свои песни, они слагаются в душе моей из тех особенностей, обстоятельств моей личной жизни, которые оставляют наиболее глубокий след во мне», – говорил Нестеров.
Вся творческая жизнь художника была песнью о русском народе, о природе России, о людях русских старых и новых.
Музыкальные впечатления наполняли его жизнь с детства.
Михаил Васильевич Нестеров родился в Уфе 31 мая (19 мая по старому стилю) 1862 года в крепкой, проникнутой вековыми преданиями купеческой семье. Его мать, Мария Михайловна Ростовцева, была великая мастерица всяких рукоделий и, сидя за работой, всегда трогательно напевала. В доме деда устраивались любительские спектакли, в которых участвовал и отец будущего художника Василий Иванович. Сестра Александра занималась музыкой, дядя Александр Иванович отлично играл на скрипке, сочинял – композиторствовал.
Большое влияние на жизнь семьи оказывал священник Сергиевской церкви отец Фёдор – «батюшка Сергиевский», как его звали. Он часто бывал в доме Нестеровых.
Отец Фёдор был натура богатая и в те времена среди духовенства редкая. Больше всего он любил, после своей маленькой деревянной церкви, искусство во всех его проявлениях. Он был и живописец, и поэт, прекрасно, задушевно пел мягким музыкальным тенором, играл на скрипке…
Вспоминал Нестеров и Мишу Максимовича, своего сверстника, жившего по соседству. Часто они, два Мишеньки, играли вместе. Особенно дружно шли игры, когда Мишенька Максимович вынимал любимые игрушки – сделанные им из картона иконостасы: будничный – красный, праздничный – белый с золотом. Вынималось многочисленное «духовенство с архиереем во главе», и начиналась «обедня» или «всенощная». Они вместе с мальчиком из магазина Нестеровых изображали хор. С особенным восторгом и даже со слезами умиления исполняли за всенощной «Слава в вышних Богу», а за обедней – «Херувимскую».
«Когда бы ни рассказывал Михаил Васильевич о своём детстве, – пишет его биограф С.Н. Дурылин, – он никогда не обходил вниманием этого эпизода: без него – так думалось Михаилу Васильевичу – трудно было бы понять, почему ученик Перова написал «Пустынника» и поднялся с палитрой в руках на леса Владимирского собора».
Ежегодно в феврале в Уфе проходила ярмарка, которую все ждали с нетерпением. И вот она открывалась… Аттракционы, цирковые представления, в воздухе – сотни разнообразных звуков: мальчики свистят в свистульки, в трубы, слышны нежные звуки баульчиков…
«Как-то зимой отец сказал, что мы поедем в театр. Это была для меня, восьми-девятилетнего мальчика, – вспоминал художник, – новость совершенно неожиданная. Мы сидим в ложе. Перед глазами нарисованный занавес. Он поднялся, и я, прикованный к сцене, обомлел от неожиданности… Передо мной был настоящий еловый лес. Валил хлопьями снег. В лесу бедная девушка – все её несчастные переживания тотчас же отозвались в маленьком впечатлительном сердечке. Шла «Параша-сибирячка». Музыка к мелодраме Николая Полевого была написана Алексеем Николаевичем Верстовским. Что я пережил с этой несчастной Парашей! Как всё было трогательно: и горе Параши, и лес, и глубокий снег, – всё казалось мне более действительным, чем сама действительность, и, быть может, именно здесь впервые зародились во мне некоторые мои художественные пристрастия, откровения. Долго, очень долго бредил я «Парашей-сибирячкой». Не прошла она в моей жизни бесследно».
«Она, – пишет С.Н. Дурылин, – навсегда осталась в живописной повести о душевной красоте и о горестной судьбе русской девушки, в повести, сложенной Нестеровым в его «Христовой невесте», «На горах», в «Великом постриге».
Осенью 1874 года Миша поступил учиться в Реальное училище К. П. Воскресенского в Москве. В период рождественских каникул он побывал в Большом театре, в ложе, на балете «Стелла» Ю. Гербера. Танцевала знаменитость тех дней – Собещанская. Его поразили неистовые вызовы: «Собещанскую! Собещанскую!» Но отношение его к балету становится ясным позднее, когда в Киев весной 1908 года приехала впервые Айседора Дункан.
Ей удалось в танцах подойти к природе, к её чарующей чистоте. Дункан, тогда ещё молодая, показалась Нестерову артисткой одного порядка с Дузе, Девойодом, Шаляпиным. Своим появлением она внесла в мир хореографии чистую струю воздуха. «Смотреть на неё, – вспоминал художник, – такое же радостное чувство, как ходить по молодой травке, слушать пение соловья, пить ключевую воду. После неё на наш балет невольно будешь смотреть как на раскрашенную красавицу в ловко сделанном парике и отличном корсете».
Зимой в училище К.П. Воскресенского устраивали балы. Часто играл популярный оркестр С.Я. Рябова, дирижёра Большого театра.
За последующие годы учёбы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (туда Нестеров поступил по совету К.П. Воскресенского), а затем в Академии художеств в Петербурге развивался интерес художника к драматическому театру, опере, классической музыке.
Нестеров делал рисунки для журнала «Радуга» со сценами из оперы Направника «Нижегородцы», из оперы Глинки «Руслан и Людмила» и др. В 1884 году он пишет картину «Иван Сусанин». В этом же году Нестеров рисует портрет-этюд актрисы «Малороссийской труппы» М.К. Заньковецкой, а позднее пишет её литературный портрет.
В 1885 году (год получения Нестеровым звания свободного художника) закончит картину «Тапёр», где изобразит старого седого музыканта, склонившегося в раздумьях у клавесина.
А через год под впечатлением горькой утраты – смерти жены, которая умерла 28 мая 1886 года после родов, – Нестеров создаёт «Христову невесту» с лицом своей Маши. «Мне чудилось, что я музыкант и играю на скрипке что-то трогательное до слёз, что-то русское, быть может, Даргомыжского. В этой несложной картине тогда я изживал своё горе. Любовь к Маше и потеря её сделали меня художником, вложили в моё художество недостающее содержание, и чувство, и живую душу, словом, всё то, что позднее ценили и ценят люди в моём искусстве». «В самом названии – «Христова невеста» – звучит уже совершенно новая нота отхода от повседневности, от «мира сего», – подчёркивает А.А. Русакова в предисловии к письмам Нестерова.
Свою картину «За приворотным зельем» (1888 г.) сам художник называл оперой-картиной, а «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890 гг.) П.П. Перцов считал одной из самых музыкальных картин русской живописи. «Если существо музыки есть чувство мирового строя, мирового лада, – пишет он в своём очерке, – то здесь перед нами закреплённый аккорд этого лада».
Видение отроку Варфоломею. 1889-1890
«Как-то, – вспоминает Нестеров, – я с Виктором Михайловичем (Васнецовым. – П. М.) ещё в период работы во Владимирском соборе был в концерте хора Калишевского, состоявшего из произведений в основном старых мастеров. В этом прекрасном хоре был дивный мальчик Гриша Черничук, по словам Васнецова, похожий на моего Варфоломея, только с тёмными волосами. Он обладал изумительным по красоте тембра голосом (дискантом), задушевным, глубоко трогательным и трагичным. Зал трясся от аплодисментов. Когда же Гриша, уже усталый, исполнил свой лучший номер «Предвечный и необходимый», наступила немая тишина. У многих, не только женщин, но и у мужчин, неудержимо катились слёзы из глаз. Я же совсем потерял голову… Не часто приходится испытывать такие минуты».
Письма Нестерова и воспоминания содержат много ярких музыкальных впечатлений, и даже простое перечисление имён композиторов и исполнителей заняло бы не одну страницу.
Когда Нестеров летом 1890 г. проходил курс лечения в Пятигорске, он часто бывал у Н.А. Ярошенко. «Несмотря на строгий стиль хозяев, – пишет Нестеров, – дышалось у них легко. Даже такой народ, как артисты, певцы, музыканты, раньше чем появляться перед большой публикой в «казённой гостинице» (лермонтовских времён), спешили на балкон к Ярошенко – показать у них своё искусство». Гостила у них и солистка Большого театра Ю.Я. Махина, исполнительница партии Любаши в опере А.Н. Верстовского «Аскольдова могила». Знакомство с музыкой композитора, начатое ещё в Уфе, продолжилось.
Из письма родным 27 февраля 1893 г.: «Третьего дня слушал Девятую симфонию Бетховена. Это почти колоссальный Шекспир и Микеланджело вместе. Дирижировал киевский Рубинштейн-Виноградский – удивительно».
После освящения 20 августа 1896 г. Владимирского собора Васнецов и Нестеров были приглашены на торжественный обед и концерт в «высочайшем присутствии». Затем состоялась иллюминация и фейерверк на Днепре, с которого неслись чудные звуки музыки Глинки, Серова и Верстовского.
Пребывание в Кисловодске в 1887 году осталось для Нестерова памятным на всю жизнь тем, что он вторично испытал сильную любовь, её чары, радости, горести, волнения в такой неожиданной и бурной форме, как, быть может, не пережил в свои юношеские годы. Мадемуазель С. (он не называет её имени) была солисткой оперы. Лет семь она прожила в Париже, брала уроки у Виардо, а в Кисловодске находилась на гастролях. «Мы страстно полюбили друг друга, – пишет художник, – тут было счастье родственных душ, душ двух артистов, двух равноценных культур, развитий, чего не было в первом случае». Но когда он месяца через два получил от неё очередное письмо из Тифлиса (куда уехала труппа) «всё закружилось в глазах». «С. писала, что долгие думы обо мне, моей судьбе привели её к неизбежному выводу, что она счастье мне не даст и просила ничего не предпринимать. Что со мной было первые несколько дней! Я, как обезумевший, принимал одно решение за другим. Переболел всё моё горе и однажды проснулся с холодным сознанием, что всё кончилось, мечта унеслась. Остался я опять один… Проснулся художник, он помог мне и на этот раз. Скоро начал свой «Великий постриг». Эта картина помогла мне забыть моё горе, мою потерю, она заполнила собой всё существо моё. Я писал с каким-то страстным воодушевлением». Прошло несколько месяцев. Нестеров получил из Тифлиса от графини Т. письмо, в нём говорилось, что С. в полном отчаянии от содеянного, но изменить своего решения не в силах, что она сильно простудилась, у неё отнялись ноги… А года через два–три художник узнал, что С. скончалась в Сухуми.
В эти годы Нестеров часто находил душевный отдых, как человек и как художник, в салоне княгини Натальи Григорьевны Яшвиль. «Видя меня иногда душевно опустошённым, одиноким, – вспоминал художник, – она приглашала к себе (в особняк, где проживала вместе со своей сестрой С.Г. Филипсон) и частью в беседах об искусстве, частью музыкой – Шопеном, Бахом, а иногда пением небольшим приятным своим голосом – возвращала меня к жизни, к деятельности, к художеству».
С.Г. Филипсон в своём письме к Нестерову от 2 июня 1899 г. рассказывает: «По вечерам сестра моя с Николаем Адриановичем (Праховым. – П. М.) подолгу сидят за фортепиано, и вот под звуки давно неслыханной «Песни рыбки», которой вы так зимой наслаждались, мне захотелось поскорее узнать, где вы». Романс «Песнь рыбки» был очень популярен. Музыку на слова М.Ю. Лермонтова сочиняли А.С. Аренский, М.А. Балакирев, А.С. Даргомыжский, М.М. Ипполитов-Иванов. Наверное, музыка Даргомыжского была особенно близка художнику.
«Великое наслаждение» он испытал, слушая в театре сада «Эрмитаж» оперу Ш. Гуно «Фауст», где партию Валентина поёт Ж. Девойод. «Имя этого оперного певца ещё недавно гремело как в Европе, так и за океаном, – вспоминал художник. – Я в своей жизни встретил человека «на грани жизни и смерти», напомнившего мне всю трагическую красоту Девойода, и я включил это лицо в одну из моих картин («Христиане», «На Руси», «Душа народа».– П. М.).
Нестеров был особенно дружен с Ф. М. Шаляпиным. Он посвятил ему шесть страниц своей книги воспоминаний «Давние дни». «Лишь Шаляпин, да ещё, быть может, француз Девойод в моё время совмещали прекрасный голос и искусство драматического актёра, – отмечал он. – Люблю Шаляпина в «Борисе» с его трагической душой, с его страшной судьбой. Шаляпин возвышается до глубочайшей трагедии зла в «Мефистофеле», до эпоса Сусанина, заставляет бледнеть, плакать, делает то, что способны делать величайшие гении мира.
Необходимо сказать о четырёх заграничных путешествиях Нестерова (1889, 1893, 1908, 1911 гг.), когда он не один раз побывал в Вене, Италии (Рим, Венеция, Неаполь, Сиена, Верона, Падуя), в Париже, Дрездене, Константинополе, Греции и был очарован музыкальной культурой Европы.
Но музыка России всегда звала его на Родину. «Итальянский альбом художника мог бы страница за страницей иллюстрировать его письма, – пишет С. Н. Дурылин. – Все эти иллюстрации живут и дышат югом. Но чем ближе к концу альбома, тем сильнее чувствуется там дыхание родины.
Среди зарисовок гор, древнеримских строений раскидывается лесистая ширь среднерусского пейзажа, налету воплощается тема из любимой оперы «Иван Сусанин». Русские замыслы сменяют итальянские зарисовки».
11 июля 1889 года Нестеров сообщал с Капри своему другу А.А. Турыгину: «Как, брат, здесь ни чудесно, а как вспомнишь про родину, про всенощную у «Преподобного» или мотив «Ах, подруженьки» (из того же «Ивана Сусанина»), так тебя и тянет туда, на север».
В 1901 году Нестеров предпринял поездку в Соловецкий монастырь на Белое море. Затем «Соловецкие мотивы» будут долго звучать в его работах.
Священник Павел Флоренский в своём письме от 13–14.06.1935 г. с Соловков, где он находился в заключении, отмечал: «Виды здесь, если подходить к ним со спокойной душой, очень красивые, просятся на картины Нестерова <…> Пейзажи из озёр и озов совсем григовские».
Последнее замечание даёт нам ключ к пониманию всего цикла картин Нестерова, написанных по соловецким мотивам. Ведь Э. Григ был одним из самых любимых композиторов художника.
В.В. Розанов в статье, посвящённой персональной выставке картин Нестерова 1907 года, где были представлены и картины соловецкого цикла («Святая Русь», «Мечтатели – Белая ночь на Соловецком», «Молчание» и др.), отмечает: «Явилась музыка <…> как звонкая песнь жаворонка из голубого жаркого неба, – раздалась музыка».
Молчание. 1903
Святая Русь. 1901-1905
Режиссёр В.П. Шкафер, ставивший в Мариинском театре «Сказание о граде Китеже» Н.А. Римского-Корсакова (1907 г.), вспоминал: «Как раз в то время, как мы готовили «Китеж», художник Нестеров сделал выставку своих произведений, на осмотр которой я и пригласил артистов, участвовавших в «Сказании». Это было очень кстати; художественные полотна Нестерова во многом нам помогли». Шкафер сожалел, что декорации к опере не были сделаны Нестеровым. Одна из них (первой картины) у Н.А. Клодта «резко нарушала» музыкальное настроение своими «грубо-реалистическими красками», а вторая у А.М. Васнецова «была формально суховата».
В своих лекциях 1924 года «Анализ пространственности (и времени) в художественно-изобразительных произведениях» о. Павел Флоренский в качестве одного из примеров рассматривает картину М.В. Нестерова «Душа народа» (1916–1917 гг.): «Крестный ход спускается по весеннему пригорку к озеру, вероятно, с намёком на Светлое Яр-Озеро. На другом берегу, как золотое видение, стоят какие-то (по)стройки, опять с намёком на священный Китеж».
«Музыкальность и поэтичность картин М.В. Нестерова роднит их с чарующей музыкой Н.А. Римского-Корсакова, – продолжает Г. Ульянов в статье «Поэзия жизни и легенд». – У некоторых картин Нестерова, как и у оперы «Сказание о невидимом граде Китеже», была одинаково трудная судьба».
«Как-то я был приглашён, – вспоминал Нестеров, – в Археологический институт слушать старика Колосова, появившегося перед тем в Москве со своими гуслями. Интересный инструмент в умелых руках Колосова делал чудеса. Спутница его талантливо сопровождала инструмент оригинальной песней далёкой северной стороны… По окончании концерта Колосов выразил желание продемонстрировать своё искусство у меня в мастерской. Я, в свою очередь, обещал ему показать своих «Христиан» («Душа народа» («На Руси»). – П. М.). Музыкальный вечер, на который собрались мои знакомые и друзья, прошёл с большим одушевлением.
В то же время Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна снова высказала мысль, что по окончании войны следует повезти «Христиан» в Англию, в Лондон, где будто бы меня знают и примут хорошо. Шла речь о том, чтобы в Лондоне выставка была устроена в одном из дворцов, причём одновременно, как бы на фоне её, должен был выступить Синодальный хор в полном составе, под управлением даровитого регента Данилина, выступить в концерте из религиозных песнопений, идущих из далёкой старины и до наших дней».
К этому времени Нестеров становится, наряду с В. М. Васнецовым, ведущим церковным живописцем России. Росписи Владимирского собора в Киеве, эскизы для мозаик церкви Воскресения в Петербурге, композиция «Путь к Христу» и триптих «Воскресение» в Марфо-Мариинской обители, ряд других работ в храмах вызывают и восторженные отзывы, и острую критику.
«О Нестерове и о Васнецове можно сказать, что они оба изменили характер православной русской живописи, внеся в её эпические тихие воды струю музыки» – замечает В.В. Розанов.
Летом 1917 года художник написал картину «Философы» (двойной портрет о. Павла Флоренского и С.Н. Булгакова), о которой В.В. Розанов говорит в своей статье «Тайна в музыке песнопений»: «Живописец выразил ту же черту, какую я заметил в музыке церковной и необъяснимых мыслях церковных. <…> И я подумал ещё вдобавок ко всем текстам и не текстам: какие пропасти есть в человеке и в мире».
В тяжёлые 1920–1930 годы Нестеров создаёт картины «Весна», «Лель», «За Волгой. Пастушок», «Свирель», «Соловей поёт», «Элегия» («Слепой музыкант»), «Весна-красна», которые наполнены любимой им музыкой ушедших лет, прежде всего Римского-Корсакова и Грига. «Весна» остаётся самой чудесной, радующей, самой тёплой и поэтичной песней художника.
За Волгой. Пастушок. 1922
В 1937 году Нестеров заканчивает портрет популярной оперной певицы К. Г. Держинской. 7 июня в письме он делится с ней своими впечатлениями: «Когда-то я слышал больших мастеров пения: Марчеллу Зембрих, Ван-Занд, Марию Дюран, «оперную Дузе» – Беллинчиоли (в «Тоске») и наших лучших своего времени… У вас счастливо совпадает (говорит с вами художник) такая приятная внешность, ваше милое лицо, с чудесным тембром, фразировкой, с вашим искренним, «пережитым» чувством. Такое сочетание даров божьих со школой, умением дают тот эффект, коим вы так легко покоряете слушателей».
В январе 1942 г. выходит книга воспоминаний художника «Давние дни» (второе издание – в 1959 г.), где он рассказывает и упоминает о многих композиторах, музыкантах, актёрах (в перечне имён их около тридцати). Кроме того, многие имена, в том числе любимого им Э. Грига, названы в его письмах. «Самое драгоценное в искусстве – божий дар, талант, и он должен служить к выражению чувств добрых и прекрасных, путём ли живописи, музыки или всеобъемлющей поэзии… Вот вам моя «исповедь», – говорил художник.
10 октября 1942 года перед отъездом в Боткинскую больницу, где ему предстояла операция, Нестеров попросил Н.А. Обухову, которую ценил и уважал как высоко одарённую артистку, устроить ему концерт. «Какой чудесный голос, какое обаяние в её пении, какое наслаждение я вчера получил! – говорил он С.Н. Дурылину на следующий день. – Я рад, что услыхал её именно перед отъездом и перед операцией… А теперь попрошу передать ей вот этот рисунок-акварель». Это была прекрасная акварель на излюбленную Нестеровым тему: одинокая девушка открывает свою скорбную душу безмолвным ласкам родной природы. Так автор «Христовой невесты» простился с искусством проникновенной элегией о русской женщине.
Автор-составитель П. Мерзляков
В одном из ближайших номеров журнала «Музыкальный руководитель» будет опубликован конспект интегрированного занятия, на котором детей старшего дошкольного возраста будут знакомить с творчеством Н. Римского-Корсакова, М. Нестерова, А. Островского. Автор конспекта – С.И. Мерзлякова.